Дому в Трубниках на время вернули его прошлое

Литературный музей открыл выставку "Илья Остроухов: художник, коллекционер, музейщик"

Остроухов – один из открывателей
древнерусской иконописи. М.А. Вербов.
Портрет И.С. Остроухова. 1924. Из собрания
Государственной Третьяковской галереи.
Изображение с сайта www.goslitmuz.ru

Посвящение знаменитому коллекционеру, одному из открывателей древнерусской иконописи, с одной стороны, приурочено к 100-летию открытия Музея иконописи и живописи им. Остроухова (1920–1929), с другой – проводится в рамках празднования грядущего в 2021-м 100-летия Музея истории российской литературы им. Даля (Литературного музея). Дом Остроухова в Трубниках, где в 1889-м Илья Семенович поселился с женой и где потом открыл свой музей, перешел Литмузею в 1979-м. Экспонаты и архивные документы для выставки собирали по нескольким музеям и архивам.

В 1929 году, через месяц после смерти Ильи Остроухова, Музей иконописи и живописи его имени был ликвидирован. Особняк в Трубниковском переулке, где располагался музей, а две комнаты при жизни Остроухова закрепили за ним и его женой Надеждой Боткиной, отдали под коммунальное жилье. Собрание было распылено между разными институциями. Отечественное искусство почти полностью осталось в Третьяковке (с 1924-го остроуховский музей стал ее филиалом). Зарубежное распределили между Музеем изобразительных искусств (в Пушкинском музее оказалась в том числе картина Эдуарда Мане – на нынешнюю выставку «Портрет Антонена Пруста» музей, увы, не дал, он участвует в другой экспозиции), Эрмитажем, Музеем восточных культур (сегодня – Музей Востока), Историческим музеем и региональными музеями.

На пространство дома, каким оно было при его хлебосольном хозяине и известно по фотографиям, куратор Ольга Залиева проецирует биографию Ильи Остроухова. В 1880-е – художник, в 1890-е Остроухов делает акцент на коллекционирование, а в новом веке живет еще и музейной жизнью. Сперва связанной с Третьяковской галереей (Остроухов в 1899-м вошел в Совет галереи и потом, с небольшим перерывом, был ее попечителем – то есть фактически директором – до 1913 года). Позже – со своим музеем. На выставке старые фотокарточки с интерьерами особняка объединяют (и часто, чего уж там, разграничивают – слишком многого не воссоздать и не воссоединить) «тогда» и «сейчас».

Конечно, и его биография, и многие архивные снимки известны благодаря исследователю истории московских коллекционеров Наталии Семеновой (в ее книге «Московские коллекционеры» под одной обложкой объединены Щукин, Морозов и как раз Остроухов), которая приходила на открытие выставки. И, конечно, нужно увидеть то, что удалось собрать музею, in situ. К примеру, в бывшей Большой гостиной экспонируют скромный поленовский этюдик «Лодка» из ГТГ, с него в 1882-м началась остроуховская коллекция. Накопил 50 рублей, отправился к Василию Дмитриевичу, но тот картинку подарил. В эту же Большую гостиную теперь вернулась из ГТГ репинская копия с обожаемого им Рембрандта, с портрета пожилой женщины.

Как известно, изобразительным искусством Остроухов увлекся не сразу. Поступив в Московскую практическую академию коммерческих наук, он интересовался естествознанием. С семьей Мамонтовых познакомился через издателя Анатолия Ивановича (брата Саввы Ивановича), которому принес рукопись «Популярные очерки из жизни птиц Средней России». Живописью Остроухов занялся в 1880 году, но в Академию художеств, которую советовал ему Репин, экзамены провалил, поэтому занимался частным образом – в том числе беря уроки у знаменитого профессора Академии Павла Чистякова. Как художник Остроухов тоже добился признания, выставлялся с передвижниками, уже в 1887-м Третьяков купил его этюд «Золотая осень», а в 1905-м Дягилев возьмет остроуховский портрет Сергея Боткина на историческую выставку портретов в Таврическом дворце.

Часть остроуховского собрания, переданная в Третьяковскую галерею, насчитывала около 800 единиц хранения: иконы, живопись и 600 рисунков. Среди того, чем сейчас поделилась Третьяковка, – холсты Левицкого, Боровиковского, Брюллова, суриковские эскизы к «Боярыне Морозовой», пейзажи Серова, Левитана, Куинджи и самого Ильи Семеновича, в том числе эскиз-повторение самой известной его картины «Сиверко». И несколько икон XV–XVI веков, которые выставлены в той же каменной пристройке, что и при жизни Остроухова. Правда, сейчас на выставке нет самой первой, новгородского «Ильи пророка в житии», с которого в 1909-м началось его легендарное иконописное собрание, о котором напишет книгу Павел Муратов и которым будет восхищен Матисс («Я десять лет потратил на искание того, что ваши художники открыли еще в XIV веке», – вспоминал Щукин восторги француза. К слову, Матисс подарил Остроухову живописный этюд с обнаженной, но тот вещь не оценил и, по рассказам, на долгие годы задвинул за шкаф). Живопись самого Остроухова – этюды в поленовском, иногда, пожалуй, в серовском духе – в основном привезли из усадеб Абрамцево и Поленово. Пушкинский музей дал «Купальщицу» Андерса Цорна, натюрморт Антуана Воллона и скульптуру Родена «Алчность и сладострастие».

Хотя сейчас удалось воссоединить небольшую часть коллекции, эта выставка-биография получилась живой. Остроухов здесь увиден в разных отражениях. В переписке, в шуточных стихах друзей к его дню рождения, в его собственном шуточном стихотворном укоре по-немецки Серову (давно не виделись), подписанном «Илья фон Остроух.», в шаржах (это, например, врубелевский рисунок с Серовым и Остроуховым), в тех самых фотографиях, на которых рассматриваешь его коллекцию (ага, вот в столовой висел этюд с головой Христа к ивановскому «Явлению Мессии»). В рассказе о том, как Остроухов включился в эпопею с созданием памятника Гоголю – и как благодаря ему тогда еще на Пречистенском бульваре установили прекрасный памятник, сделанный Николаем Андреевым. Или в рассказе о том, как Остроухов, уговаривавший Третьякова купить серовскую «Девушку, освещенную солнцем», радовался за друга-художника. К слову, в доме в Трубниках Серов проведет свой последний вечер. Остроухов возьмет на себя организацию похорон и станет душеприказчиком покойного художника. Отражения личности Остроухова – и в горестных словах Абрама Эфроса о том, что рассортированная по эпохам остроуховская коллекция стала обезличенной, ведь сам он перемещал произведения, «сталкивал по десяткам признаков», показывая «неожиданность восприятия».

Архивные документы постреволюционного времени – это уже история совсем с иной интонацией. Продуктовые карточки, исключение Остроухова из лиц с избирательным правом по ГТГ, черновик его письма с попыткой оспорить это, написанного за несколько месяцев до кончины. Нынешней выставкой эту биографию вернули в стены именно его дома, что нельзя было осуществить ни с Щукиным, ни с Морозовым, большие выставки о которых прошли и еще пройдут в Пушкинском музее, Фонде Louis Vuitton и Эрмитаже.